Жрецы - Страница 20

— Пожалуй, что так…

— И, быть может, Варвара Николаевна этого не одобрит? — лукаво подмигнул глазом Звенигородцев и засмеялся. — Ну в таком случае ты будешь сидеть между своими сверстниками — коллегами… Или хочешь, чтоб около тебя сидела супруга твоя Варвара Николаевна? — спросил самым, по-видимому, серьезным тоном Иван Петрович, хорошо знавший, как побаивается Косицкий своей жены.

— Как знаешь… Я ведь сегодня собой не распоряжаюсь… Только удобно ли на юбилее устраивать семейную обстановку?..

— Конечно, не следует… Ее и так достаточно. Так ты будешь между коллегами. Этак выйдет солиднее… Ну, идем!

Звенигородцев с торжественностью подвел юбиляра к столу и указал ему место на самой середине. По бокам и напротив уселись профессора, в том числе и Заречный, и несколько более близких знакомых юбиляра. Супругу его Звенигородцев усадил невдалеке около одного молчаливого профессора.

Скоро все расселись за столами, и тотчас же замелькали белые рубахи половых, которые разносили тарелки с супом и блюда с пирожками, предлагая «консомэ или крем д'асперж».

В зале наступило затишье.

— Поглядите, Василий Васильич, нет ли здесь Аносовой. Я своими близорукими глазами не увижу! — проговорила Маргарита Васильевна, озирая столы.

— Вы думаете, так легко ее заметить в этой массе публики!

— Такую красавицу? Она невольно бросится в глаза.

— Ну, извольте.

Невзгодин обглядел столы и промолвил:

— Не вижу великолепной вдовы.

— Значит, ее нет. Странно!

— Отчего странно?

— Обещала быть, а она, как кажется, из тех редких женщин, которые держат слово.

В эту самую минуту сидевший за столом напротив Невзгодина, скромного вида, в новеньком фраке, молодой рыжеватый блондин в очках, все время беспокойно поглядывавший на двери, не дотрогиваясь до супа, внезапно поднялся со своего места, около которого был никем не занятый прибор, и двинулся к выходу.

В дверях показалась Аносова.

— Вот и она! Смотрите, что за красота! — шепнула Маргарита Васильевна.

— Что и говорить: великолепна… И, кажется, напротив нас сядет. А кто этот блондин?

— Это племянник и наследник Аносовой! — сказал кто-то.

— Но долго ему дожидаться наследства! — раздался чей-то голос.

Все глаза устремились на эту высокую, статную, ослепительную красавицу в роскошном, но не бьющем в глаза черном бархатном платье, обшитом белыми кружевами у лебединой шеи, в длинных перчатках почти до локтей, с крупными кабошонами в ушах, которая плывущей неспешной походкой, слегка смущенная и зардевшаяся, шла к столу в сопровождении блондина.

— Вот, тетенька… Других мест не мог достать! — проговорил он с особенною почтительностью.

— Чем худы места… Отличные! — весело промолвила она, опускаясь на стул.

Звенигородцев уже летел со всех ног к Аносовой.

— Аглая Петровна!.. Здравствуйте, божественная, и пожалуйте за стол юбиляра. Для вас берег место, чтобы сидеть подле… И Андрей Михайлович будет очень рад видеть вас поближе.

— Мне и тут хорошо… Благодарю вас, Иван Петрович. Да кстати у меня vas-a-vis добрая знакомая! — прибавила Аносова, увидав против себя Заречную.

Щеки ее как будто зарумянились гуще, и она, ласково улыбаясь своими большими ясными глазами, приветно, как короткой знакомой, несколько раз кивнула Заречной и сдержанно, почти строго, чуть-чуть наклонила голову в ответ на поклон Невзгодина, не глядя на него.

«Ишь… королевой себя в публике держит. Боится „морали“!» — усмехнулся про себя Невзгодин, не без тайного восхищения посматривая на великолепную вдову, которую он видел в первый раз в параде, и вспомнил, как просто она себя держала с ним в Бретани.

— И жарко же здесь! — обратилась она, снимая перчатки, к Заречной и, по-видимому, не обращая ни малейшего внимания на Невзгодина.

Маргарита Васильевна деликатно согласилась, что жарко, хотя и приписала румянец Аносовой другой причине.

Спокойным жестом своей белой холеной руки Аглая Петровна отстранила тарелку с супом.

— Я очень рада, что случай свел меня сидеть против вас, Маргарита Васильевна. По крайней мере, есть с кем перемолвиться словом!.. — с заметным оживлением продолжала Аносова. — А вы не думайте, что я люблю опаздывать. Я этого не люблю. Но раньше не могла приехать: было серьезное дело. Впрочем, я послала сюда артельщика и просила его дать знать, когда будут садиться за стол, и, как видите, ошиблась на несколько минут! — прибавила она, улыбаясь чарующей улыбкой и открывая ряд чудных зубов.

«Все статьи свои показывает!» — решил Невзгодин и уже настраивал себя недоброжелательно против «великолепной вдовы», которая не удостоивала его ни одним словом, точно летом и не называла его приятелем и не звала непременно побывать у нее в Москве.

— Рыбы прикажете, Маргарита Васильевна?

— Пожалуйста…

Он положил ей на тарелку рыбы и, наливая в рюмку белого вина, прошептал:

— Так даже очень нравится?

Маргарита Васильевна усмехнулась и, точно поддразнивая, утвердительно кивнула головой.

— А вы, Василий Васильич, давно сюда пожаловали? — обратилась наконец Аглая Петровна к Невзгодину после того как покончила с рыбой и запила ее рюмкой белого вина.

— Третьего дня, Аглая Петровна.

Взгляды их встретились. И в глазах у обоих мелькнуло что-то не особенно приветливое.

— Собираетесь и меня удостоить посещением? — кинула с едва заметной усмешкой Аносова.

— Обязательно собираюсь удостоиться этой чести, Аглая Петровна. Только боюсь…

— Какой пугливый! Чего вы боитесь?

— Помешать вам. Вы, говорят, всегда заняты.